Очередное рутинное задание… Да черта с два! Задание перестало быть рутинным с того самого момента как стало известно, что в довесок к парочке старых друзей — Шелковиц и Алиновскому, сегодня будет прилагаться… Тамара Леска. Такой расклад устраивал Ингу ровно наполовину. На ту самую половину, которая “Тамара”, а вот “Леска” ее не устраивало категорически. Но как не выкинуть слова из песни, так и принадлежность мелкой студентки к небезызвестной семье нельзя было оторвать и выбросить. И это было проблемой.
Инга порой ловила себя на мысли, что предпочла бы и дальше не звать фамилии той прикольной и “чёткой” девчонки, с которой она с Сашей неплохо сдружились за время обучения, хотя она и прекрасно осознавала, что сути бы это не поменяло. И вообще, может, вообще стоит сказать Ангелине Евгеньевне “спасибо” за то, что она невольно спалила младшую Леску перед бывшими “пленниками” Круга и те не успели нажить себе проблем от этого подрастающего “исчадия Ада”?
Где-то в глубине души девушки жило понимание, что одна только фамилия не определяет суть человека и, возможно, не стоит из-за нее так радикально менять свое мнение о человеке. Тем более, что сам человек не давал к тому совершенно никакого повода. Но воспоминания о месяцах в Круге (по крайней мере то, что  местные книгочеи “разрешили” помнить) были слишком ярки и, по большей части, не слишком приятны. А уж про Алиновского и говорить нечего. Его общество младшей Лески напрягало еще сильнее, ибо и натерпелся он поболее. И даже если бы лазурная и попыталась преодолеть в себе это внутреннее отторжение к фамилии Леска, Саша, кажется, не допускал даже такой мысли. И Инга держалась друга.
Этот патруль проходил под эгидой всеобщей неловкости и напряжения. Ничего удивительного, впрочем. Эта тяжелая атмосфера привычно царила вокруг компании, где присутствовали Алиновский, Шелковиц и Леска. Ни тебе смеха, ни оживленной дружеской беседы или взаимных беззлобных подколов, как было до того, как образ Тамары в глазах Инги и Саши оказался заклеймен фамилией Леска.
Светловолосая не любила такие вылазки, ведь даже просто с другом разговор не клеился. Хотелось скорее вернуться в Библиотеку и надеяться, что больше их всех в один патруль не поставят, ведь на Алиновского просто было больно смотреть. Казалось, что если идущая впереди Тамара резко обернется, то друг гарантированно покроется каменной коркой.
А потому, когда Леска, как по заказу, развернулась на пятках, Инга, дав по тормозам, первым делом, скосила взгляд на Александра. Но он не закаменел. “Молодец! Кремень!... Ну не в прямом смысле.” — пронеслось гордое в голове лазурной.
От возмущений Тамары стало не по себе. Надуманная самими же студентами фантомная угроза заставила волну мурашек пробежать по хребту, но это противное ощущение начало стремительно угасать, замещаясь новым, в котором преобладало откровенное удивление.
Инге всегда была присуща некоторая рассеянность, она с легкостью могла игнорировать очевидные вещи, если те ее не интересовали, что порой служило причиной неловких ситуаций и сейчас был как раз тот момент.
Шелковиц в глубокой задумчивости суровела лицом по мере того, чем дальше заходила эмоциональная речь Лески. Тщательно обмозговывая внезапно свалившееся на нее осознание, она практически не сводила взгляда с оратора, и лишь на пару мгновений перевела взгляд на Сашу, когда тот окликнул ее. Но вместо того, чтобы послушаться друга и направиться в Библиотеку, Инга, вновь вперив в Тамару серьезный взгляд, в несколько шагов решительно преодолела разделявшее девушек расстояние, остановившись, буквально, в полушаге от нее. Пусть лазурная и не отличалась высоким ростом, его все же было достаточно, чтобы грозно нависнуть над раздосадованной студенткой.
— Слушай, — как-то низко и даже грозно начала Шелковиц. — А я и не замечала, что ты так забавно картавишь! — выдала следом, как по щелчку пальцев, сменив голос на веселый и даже умильный. Руки рефлекторно прижала к груди, словно глядела сейчас не на “ужасную” Леску, а на милого котенка.
— Прико-о-о-ольно! — протянула Шелковиц парой мгновений спустя, уже сделав шаг назад, и с придурковатой улыбкой чуть наклонилась к собеседнице, словно хотела рассмотреть  это картавое чудо получше.
— Саш-Саш, а ты замечал? — бросила мимоходом, одарив друга воодушевленным взглядом, а после, почти сразу же, решительно добавила, уже полностью развернувшись к Алиновскому:
- Хочу еще послушать!
Инга не помнила, когда в последний раз она куда-то выбиралась, не по “работе”, а потому восприняла предложение Тамары со всем присущим ей энтузиазмом, а тут еще и внезапное открытие о картавости младшей Лески! Перед всеобъемлющим любопытством и желанием развеяться уступал позиции даже страх перед Лесками, хотя Инга, прокручивая в голове свою затею, нет-нет, да чувствовала, как то холодеет, то бурлит неспокойная кровь в жилах.
Но была одна заковырка: Саша идти никуда не собирался. Однако, то была проблема, но не беда и план в светловолосой голове сложился быстро. Оставалось только надеяться и, может быть, даже немножко молиться, что к концу дня Шелковиц не пожалеет о своем импульсивном решении.
— Брось, Саш, когда мы еще куда-нибудь выберемся? И мы быстро управились, так что если чуть-чуть тут задержимся, Ангелина Евгеньевна и не заметит ничего! Я вам даже готова знаков выдать, чтобы уж точно успеть! Тем более, во! — с этими словами и безумно важным видом, девушка предъявила обоим собеседникам “финальный аргумент”, паспорт, предварительно вытащив его из заднего кармана джинсовых шорт.
- Меня недавно Ангелина Евгеньевна за сижками отправляла, так что у меня даже паспорт с собой есть!
Но на этом она не остановилась, не понаслышке зная, каким упертым, может быть ее друг. Одним смазанным, неуловимо  быстрым движением Шелковиц оказалась почти вплотную к Алиновскому,  крепко ухватила его за руку и начала несильно трясти, состроив жалостливую рожу. Ну вылитая маленькая девчонка, упрашивающая отца купить мороженое!
— Пошли-и-и, Саша, ну пошли-и-и! — понизив голос до заговорщического шепота, Инга продолжила свою атаку. — Тебе немного развеяться точно лишним не будет! Компания, конечно, та еще, но если чего не так, сольемся!
И, не дождавшись ответа Саши, повернулась к Тамаре, высоко подняв руку, ту самую, в которой продолжала сжимать чужое запястье, и таким нехитрым образом приобщая Алиновского к грядущему заявлению.
— Одноглазый пират голосует за бар! —  с улыбкой до ушей громко возвестила Инга, давая понять, что недавняя поддевка Лески ее ничуть не обидела.

[indent] У Саске вместо сердца огромная дыра, свежая, незатянувшаяся, кровоточащая рана. У Саске больше нет дома, хоть он и лежит на пыльном деревянном полу, среди стен затянутых паутиной, ведь дом это вовсе не стены, это место где тебя ждут, а Саске больше никто не ждал.  Теперь это скорее дом пауков, которые как кажется Учихе, не сводят с него своих четырех пар глаз. Становится неуютно, и Саске поднимаясь с пола, медленно идеи к выходу, тянет за собой руку, пальцами везет по стене, словно пытаясь вновь стать частью всего этого. Он заглядывает в каждую комнату, в надежде увидеть там кого-то, будто бы все только очень дурной сон, а не на самом деле. Но те встречают его лишь холодом, пустотой и тяжелым спертым запахом.

[indent] Выходя на улицу, Саске кажется, впервые как пришел сюда вдыхает полной грудью, время катится к закату и он знает, что ему нужно возвращаться обратно в квартиру, которую ему выделили, её он тоже не зовет домом, но там хотя бы можно выспаться перед академией. Это, кажется то единственное, что остается неизменным, хотя, конечно же, все изменилось. Саске чувствует на себе все эти любопытные взгляды ребят и сочувствующие взгляды взрослых, он слышит, как за его спиной перешептываются, хоть они и думают, что нет. Он теперь вообще замечает гораздо больше, чем раньше, будто его глаза наконец-то открылись. Правда то, что он видит, ему совсем не нравится. Поэтому он и сбегает при любом удобном случае обратно в квартал Учих. Хотя ему нельзя здесь быть, ему четко это давали понять, когда пару раз ловили. И Саске не возражает, он вообще теперь практически не говорит, не считая ответов на тесты в академии, в остальном разговоры кажутся чем-то глупым и ненужным. Если бы поговорить с мамой, узнать о том, что говорил ей про него отец, это другое дело, а  так. Врачи говорят, что он просто еще не восстановился после техники применённой Итачи, что возможно никогда и не восстановится, и эта травма останется с ним на всю жизнь.

[indent] И т а ч и. Это имя скребет изнутри жестяной губкой. Место, теперь пустующее в груди начинает стягивать черной пленкой, к горлу подступает желчь и какое-то чувство, которого в нем никогда раньше не было. Наверное, это ненависть, призрение, о которых и говорил его старший брат. Поэтому Саске цепляется за это ощущение и бережно хранит его, растит его. Выходя за пределы квартала, Учиха просто слоняется по улицам, ему теперь некуда спешить, и никто теперь не будет ругать его за опоздание к ужину, не стоит и говорить, что и ужин ему теперь нужно приготовить самому. Он не знает куда идет, просто вперед, просто чтобы идти, но невольно застывает у здания полиции, у магазина сладостей, на тренировочном поле. Все это отзывается болью в груди, и только больше распаляет эти новые чувства. Саске настолько погружается в них, что не сразу замечает, как кто-то приближается, поэтому вздрагивает, когда слышит свое имя. Он никому не признается, но даже просто сумерки теперь пугают его.

[indent] Это оказывается Наруто, его одноклассник, глупый, шумный, непоседливый одноклассник. Его полная противоположность, вот и сейчас он улыбается во все зубы, как будто это нормально, что двое мальчишек в такое время не дома. На самом деле у них с Узумаки теперь гораздо больше общего, чем кажется. Они оба сироты, только Наруто в отличье от него с рождения был один. Иногда Саске думает, было бы проще если бы у него с самого начала никого не было? Было бы проще если бы Итачи тоже умер, если бы он тоже был просто жертвой того события? Но у него нет ответов.
[indent] – Чего тебе? – Недовольно бурчит себе под нос Саске, будто бы крайне недоволен, что его уединение нарушили. Он так давно ни с кем не говорил, что собственный голос кажется чужим.