—  Здравствуй, близнец.

Мариан катает на языке это "близнец", так, словно ядом вот-вот плюнет, что было бы более подходяще ситуации, чем почти спокойное приветствие. Смотрит на него любопытство мешая с колкостью, касается взглядом каждой черточки; пытается понять, что чувствует.

Ожидаемо стало чуть труднее дышать и под ребром едва ощутимо колет. Можно терпеть. Не ожидаемо — дурное желание сначала врезать, а позже обнять паршивца. Прижаться лбом к лбу, услышать давно забытый, такой забавный смех, отражающийся там, где ныне спица.

Отходит дальше, обойдя стол по другую от них сторону. Нарочно круглый, отысканный наместником, когда планировали встречу новоиспеченной Инквизитора и принца Старкхевена — никто не будет стоять во главе. Если чистосердечно: не уязвляющие гордость того, кто был  несколько лет назад весьма вежливо послан к демонам на рога со своими притязаниями касающимися Киркволла, но место для неуловимого намека оставляющие.

Останавливается за одним из кресел с высокой спинкой, складывает руки на спинке с резными вензелями, чуть подавшись вперед: расслабленная, спокойная, катает на губах призрачную усмешку, смотря на того, с кем и не думала больше свидеться. Пальцы на полированной древесине сжимаются до побелевших костяшек.

— И тебе привет, мой добрый друг. — Бросает взгляд на Варрика и голосе едва слышно проскальзывает исключительно хоуковская ирония: друг бы предупредил о нежданном госте до того, как припер на порог, оставив право выбора за ней.

Когда они собираться заговорить Мариан мягко вскидывает ладонь, усмехаясь тонко и чуточку гадко: молчать, пока вещаю. Она спокойна. Спокойна до той стадии, в которой рвала огров на части сырой силой Тени, в которой шагала сквозь пылающий Киркволл спеша, к башне Круга и казематам, в которой ногами втаптывала в плиты бездыханное тело Орисоно за последнее откровение. Спокойна мерным и рассудительным, хорошо выверенным гневом.

На стол перед Гарретом падает письмо. Вволю измусоленное, с его размашистым почерком, чудом найденное неделей назад в поместье. Он так и не решился отправить, впрочем как и сжечь. Она — так и не поняла как следует отнестись к неожиданному откровению. Пожимает плечами:

— Изначально я планировала сберечь его, чтобы при случае всунуть автору так глубоко, чтобы уголок из глотки торчал. Естественно не в рот. Но, — взмахивает кистью, дернув щекой, — решила, что меня это окончательно доконало.

Братец  дергается, открывает рот, снова заткнутый мгновением руки: еще не закончила. Его вздох разносится по комнате, затушенный голосом сестры, но взгляда — янтарного, с золотистыми искрами у значка, — от нее не отводит. Смотрит твердо, с болезненной скорбью скрытой за гордостью.

— Даже если это правда, заметь, я еще не знаю верить или нет, но даже если это правда: ты позволил мне ненавидеть себя гребанные семь лет. Семь лет, Гаррет. Перед сном переигрывать в памяти все события, искать где оступилась, где недосмотрела, что ты стал таким первоклассным мудаком. Думать, как все было бы, если бы перестала бояться, что отдалишься от меня если прикончу эту суку. Нет малефикара — нет проблемы. Отличный план как о мне. Я сдыхала каждый раз вспоминая тебя, вспоминая о том, что случилось и понимая, что ни рожна я не исправлю, даже если расшибусь в попытках. А ты проклят оказался. Все семь лет. То самое оправдание, которого мне не хватало.  И узнаю я об этом только сейчас.

Замолкает, все с той же паскудной улыбочкой одаривая взглядом неловко мнущегося Тетраса:

— Ты знал?

Хоук знает, что если старый лис сейчас затушуется, что если хоть на йоту ощутит ложь — встреча на высшем уровне накроется. Разнесет к архидемоновой матери и комнату, и все, что примыкает к ней.

Золотистый блеск кожи пальцев в мгновение сменился бледно-мучным цветом, когда Дейнерис сжала в руках клочок бумаги, содержимое которого повергло белокурую в гнев. Сир Барристан Селми, белобородый старик лет шестидесяти и бывший лорд-командующий Королевской гвардии, несколькими часами ранее вручил этот клочок Дейнерис в руки с состраданием во взгляде. Каждое слово как град стрел колко ранило сердце юной особы. Дени с присущем ей самообладанием подняла взгляд так, что её хрупкий подбородок открыл взору нежную и гладкую кожу шеи, украшенной подвеской в виде драконьего клыка. Ее хватка ослабла, и к пальцам вновь хлынула кровь, возвращая прежний оттенок загоревшей под Эссоским солнцем кожи.
- Объяснитесь, сир Джорах. - зазвучал властный голос королевы, эхом разносившийся в стенах Великой пирамиды Миэрина. Мормонт сглотнул собравшийся в горле ком, не отводя взгляда со своей королевы, и сделал шаг вперед. Сир Барристан и Серый Червь сделали встречный предостерегающий шаг. Джорах застыл на месте. Ни один волос на голове Дейнерис не шевельнулся, не дрогнул ни один нерв. Небесно голубые глаза холодно смотрели на старика, на которого еще недавно, буквально вчера, смотрели с теплом и уважением.
- Моя королева, разрешите поговорить с вами наедине. - взгляд Мормонта на секунду пал к ногам, чтобы с новыми силами встретить холод родных глаз.
- Нет. - в голосе Дейнерис скользнула нотка неуверенности, и девушка слегка подалась вперед, оставляя свои сомнения позади. - Все это время вы твердили мне "не верьте никому, кхалиси, кроме меня". И я следовала вашим советам. Вы предали меня. Так вы отплатили мне за верность?
Мормонт молча подбирал верные слова, ища взглядом сочувствие и поддержку в глазах всех присутствующих. Но находил лишь осуждение и разочарование. - Я не предавал вас.
- А ваши донесения Пауку? Сколько раз вы отправляли известия в Вестерос? Что было в тех посланиях? - Дейнерис становилась все более нетерпеливой. Целая буря эмоций властвовала в океане ее бездонной души. Едкий привкус обиды разливался по всему телу и парализовал точно яд. Дени снова ощутила себя той маленькой и неуверенной в себе девчонкой, робко и со страхом в глазах смотрящей на своего старшего брата, который все время обещал ей показать весь гнев дракона, если она вдруг посмеет его ослушаться. И хотя ей больше нечего было бояться, часть ее души сжималась в клубок, как поджавший под себя хвост щенок, и тихо скулила, вспоминая о браавосском доме, где прошло ее детство.
- Я сообщил ему о том, что вы с Визерисом находитесь в Пентосе, а так же о планах выдать вас замуж за Кхала Дрого. - не скрывая правды сознался Мормонт. Он виновато потупил взор.
- О нашем с Кхалом ребенке вы тоже сообщили? - голос Дейнерис зазвучал с новой силой.
Стоявший все это время в молчании сир Барристан наконец выступил с речью:
- Я лично был свидетелем того, как совет обсуждал новости пришедшие из-за Узкого моря. Король Роберт Баратеон желал смерти королеве и ее ребенку. Обсуждалось так же и ваше, сир, участие в этом, в обмен на ваше помилование.
Дейнерис стиснула зубы и метнула взгляд полный презрения. Джорах пал ниц.
- Я бы ни за что не посмел... - едва слышно прохрипел Джорах. Дени была почти уверена, что разглядела в глазах Мормонта блеск выступающей слезы, но тот опустил голову еще ниже, укрывая от взора присутствующих свою слабость. - Я спас вашу жизнь, когда торговец вином пытался отравить вас. Я бы никогда не причинил вам или вашему ребенку вреда.
- Вы знали, что вино было отравлено, но не сообщили об этом.
- Я не знал, лишь предполагал. Клянусь вам, я перестал отправлять известия и был верен вам. Прошу вас простить меня... - сир Джорах пытался отыскать в Дейнерис ту самую добрую и невинную девочку, которую он встретил впервые в Пентосе. На фоне мускулистого и угрюмого кхала Дрого она казалась такой невесомой и миниатюрной куклой с большими фиалковыми глазками. В этом время Дейнерис смотрела на него и искала её давнего и единственного друга во всем мире. Того самого Мормонта, что ни раз спасал ее. В нем она видела всех тех рыцарей, что спасали принцесс, о которых она читала в книгах. Если бы не Джорах, она была бы давно мертва. Но он предал ее.
Глаза Дейнерис защипало, и она поспешила закончить.
- Я не могу простить вас. Хотя ваши советы всегда были верны и помогли мне стать той, кем я являюсь. Я не велю вас казнить в благодарность за спасение моей жизни. Но я изгоняю вас, сир Джорах. Отныне вы не служите мне. Воспользуйтесь вашим помилованием и отправляйтесь домой, быть может там вы еще сгодитесь. - последние слова таргариенка произнесла с дрожью. Вот и все. Еще один близкий и дорогой ей человек оставляет ее одну, наедине с огромным миром и людьми, желающими ее смерти.
- Дейнерис... Я готов был отдать жизнь ради вас, я любил вас...
- Довольно! Покиньте Миэрин до рассвета, иначе я прикажу отрезать вам голову. - из последних сил произнесла Дени и поспешно покинула огромный зал, в котором еще гуляло эхо от стука ее башмачков. Сомнения терзали и драли душу своими острыми когтями. Правильно ли она поступила? Быть может следовало проявить милосердие? И как он мог так поступить с ней? К чему слова любви, когда за ними скрывается предательство? Почему он не мог прийти к ней раньше? Рассказать все с самого начала - она бы непременно поняла его и простила, но он молчал. Все это время он молчал, но просил доверия. Чтобы потом вонзить острый кинжал в доброе сердце хрупкой девочки. Кому теперь верить? "Не верьте никому, кхалиси..." Его слова эхом звучали в ее голове. Она вновь и вновь вспоминала как трепетало ее сердце рядом с ним. Какой уверенной она чувствовала себя, когда подле нее в доспехах и на коне сидел Мормонт. Как слабел ее страх перед братом в тот момент. Она никогда не думала о том, что с ней может что-то случиться, ведь рядом всегда были Дрого и Джорах. Но где они сейчас? Оба покинули ее. Вместе с ними ушла часть её самой. И ненависть бушевала в ее нутре. Как она могла позволить себе так довериться? Она - матерь драконов, истинная королева Вестероса, которой не страшен сам огонь. Но все же она обожглась.
Дейнерис сидела на деревянной скамье в одиночестве, устремив взор в одну точку. И в этот самый момент, на один краткий миг в ней проснулась та самая девочка, которую так тщетно выискивал Мормонт. Эта хрупкая куколка всей душой желала еще хоть раз в жизни увидеть своего "медведя"...