«Лучше бы, — думал Сондре, — мы бы остались на том маленьком острове китобоев, чем притащились сюда». То ли Фрейя намекала, что они делают что-то совсем уж им неугодное, то ли успели прогневить еще кого-то, но на Фарерах не складывалось у них буквально нихуя.

Еще и погода добавляла своей определенной мерзости — от которой Сондре уже начинал тихо подкашливать, правда, усиленно делая вид, что все в порядке. Вот они уберутся с Фарер и тогда можно будет болеть сколько душе угодно, а в этом месте — нет, спасибо.

Полуэльфу казалось, что он за годы жизни в рабстве всякого говна насмотрелся, уж Друммонды-то не были хороши никогда, но Димуны… «Песья кровь», — вот и все что мог сказать про них Сондре. И сложно было понять это он от Ульвгара успел набраться, или все-таки сам насмотрелся на здешний быт, нравы и порядки.

Таверна в Харвикене обдала смрадом человеческих тел, не самым приятным запахом здешней еды (может быть, он просто отвык от такой пищи?), шумом, гамом — все это раздражало. Сондре и забыл насколько отвратительно шумными могли быть люди, ежели они желали этого. Синдри, что следовал за ними по пятам буквально, остался снаружи заведения, недовольно каркая. Ворон не был в восторге от того места, куда пришел его человек и щедро делился этим с окружающими. Хорошо, что только Сондре его и «понимал».

«Куда теперь?», — постоянные раздумья на эту тему, снова лишили его снова. Нет, им и, правда, не стоило оттуда уезжать. Провели бы зиму там — рыба была, насобирать кой-каких трав — получилось. Ну, не померли же бы?… К тому же к зиме, Ульвгар становился чутка поспокойнее, умеренней в своих аппетитах. Наверное, так сказывалось на нем — животное начало.

Голос Ульвгара выдернул друида из задумчивости.

— Да, я… — полуэльф зашелся коротким приступом кашля. «Нет, кажется, так скоро не получится покинуть это прекрасное место», — все их скромные деньги, в основном все что удалось выручить с продажи трав да простых зелий с мазями, были у него, — сейчас… Если можно, еще просто подогретой воды.

Хорошо, что в таверне был полумрак, увидеть трактищик на его руках все эти рунные символы, что иногда наносились на руки друидам — не отстал бы никогда. А впрочем, он и не собирался отставать. Они никогда не отставали от Сондре, стоило им только увидеть браслет из черненного серебра на его тощем запястье.

— Вы бы могли себя позволить чуть больше, чем запросили, если бы…

— Нет, — Сондре ответил резко, практически кидая нужное количество монет на стол, спеша убрать браслет под рукав. Это он — не отдаст. Никогда. Это его. Хотя, по-хорошему бы, снять его. Из-за браслета с ними и случились последние неприятности. Да и для Ульвгара это было безопаснее. Опытным путем Сондре узнал, что серебро причиняет ему точно такую же боль, как и всем оборотням. — Только то, что нужно.

Нервно кинутые монетки тут же были сметены грязной рукой в ладонь, опробованы на зуб и сочтены годными. Провизия, как это ни странно, даже завернутая в какие-то чистые тряпки легла на стол. И тут же исчезла в сондровой сумке, что тот носил через плечо. А кружка, над которой, вился пар — оказалась в цепких друидских руках.

— Я… выпью отвар и мы пойдем, хорошо? — Фактически, у него не было сил. Сондре хотел спать, чувствовал себя разбитым и усталым.

Окинув взглядом полутемное помещение — полуэльф заприметил довольно укромный закуток, где почти никого не было. Проведя взглядом от него чуть правее, он заметил девушку. Она выглядела совершенно не характерно не только для этого острова, но и для этого места. «Интересно, сестра бы так же выглядела?», — устало кольнула сердце старая боль. Уже не так больно как когда-то. Сондре отвел от незнакомки взгляд, и кивнул, Ульвгару на свободное место в отдалении от общего гвалта.

Едва они сели за стол, как Сондре, порывшись в сумке, достал мешочек с сушенными травами, и закинул несколько щедрых щепотей в кружку. В нос ударил характерный лекарственный аромат. Этот сбор должен был согреть, немного взбодрить и унять кашель. Им нужно было убраться с Фарер.

«Лучше бы мы остались там», — те несколько дней, проведенных на том островке, были лучшим, что с ними случалось за последние несколько месяцев бесконечного скитания.

фаланг утомлен. фаланг просто обессилен. есть плюс — фаланг начинает замечать, что иногда его пытаются обхаживать люди. для фаланга плюс в том, что на них можно сорвать хотя бы часть агрессии. минус — его это раздражает. фаланг начинает больше курить, чаще хмуриться и домой приезжает только для того, чтобы работать в кабинете. спит от в машине. в поведении его все чаще прослеживается тихая, под кожей похороненная ярость всякий раз, когда ему пытаются навязать эмоции, чувства или прочие человеческие глупости. капитолий не прощает ошибок — фаланг это знает. год назад он хрипит, склоняясь над экраном. потому что видит, как все проходит слишком быстро. потому что у него слишком маленькое окно во времени, чтобы изменить ситуацию — и слишком мало рычагов. именно это все меняет. для фаланга — и для голодных игр. двадцать третьи голодные игры проводят на новой арене — и на нее не будет допуска. зверей просто выпустят в дикую среду. дикую среду, в которой все будет контролируемо. в которой он сможет надавить там, где потребуется. потому что двадцать вторые игры — это провал. это ошибка. а капитолий ошибок не прощает. он сообщает это своей команде вкрадчиво, складывая руки за спиной и хмуря брови.

потому что на следующий день их посещает мадам галл. они говорят. долго. потому что фаланг пытается носить ее платье — и, кажется, впервые за столько лет их знакомства проявляет эмоциональная диапазон, отличный от зубочистки. потому что он хмурится. он скалится, он жестикулирует, он бьет по столу — и они оба друг на друга повышают голос. она говорит, что игры были построены до него. он говорит, что она пытается помешать закономерной эволюции и удержать контролируемый эксперимент в собственных руках из страха. в  этот момент мадам галл садится — и фаланг тяжело дышит. мадам галл узнает этот взгляд. фаланг крейн одержим. фаланг крейн знает, что сделать. она узнает этот взгляд, как узнает его в собственном отражении. фаланг крейн готов взять в руки молоток и расколоть скорлупу. если птенец внутри не готов, он вылепит из его ошметков нового. чудовищного и смертоносного. они говорят долго — все это время команда (его команда) почти вся за дверью. отходит только голос — ему позволено. голос минимизирует репутационный удар и помогает обратить позор в победу. она будет не самой блистательной. но. это — его поле боя. волумния галл — поле боя фаланга крейна.

через неделю начинают возводить новую арену. под грифом секретности и яростной конспирации. неинтересные игры опасны — это значит, что новые могут не провести. или может провести кто-то другой. поэтому интерес начинают готовить заранее. фаланг крейн отказывает прежней арене — пусть сделают из нее памятник или дендрарий, если хотят. заповедник или массовое захоронение. ему плевать. здание отвратное. он из него вырос. он вырос из платья волумнии, он вырос из самобичевания пустого хайботтома, он вырос из всего этого. фаланг крейн берется обеими руками за свое. он делает игры другими. он создает для диких зверей не колизей, но заповедник, в котором инвазивные виды будут бороться за право развлекать капитолий. раньше — раньше он творил подобное в заведенных декорациях. теперь — теперь нет. это выпивает все его время и все его старание. всю его душу — если она была.

за целый год — лишь пара званых вечеров. из того разряда, где не появиться — нельзя. где не появиться — навредить грядущим играм. говорит голос. торгует лицом. фаланг показывается в окружении правой, левой и косатки — и уходит обратно. маленький птенец и без него находит себе развлечение. у фаланга нет времени ни на чувственное, ни на человеческое. человеческие — только жертвоприношения. он позволил себе отвлечься — и зря. когда страждешь чужой чудовищности, главное — свою не растерять. фаланг вбивает новую мысль в каждую голову. не капитолий обеспечивает правила. их обеспечивает фаланг. не капитолий обеспечивает игры. он их попросту финансирует.

двадцать третьи голодные игры — его возрождение. его гордость. его триумф. с почетного места на него с восхищением смотрит мадам галл — и кивает. фаланг едва заметно кивает ей в ответ.

у него уже есть мысли для следующих — ад мило смеется за чаем и ставит в чудесном своем уме галочки. но галочек этих мало. как мало мыслей. фаланг крейн испит досуха.

поэтому он не особо настроен на...хоть что-то. у фаланга крейна нет желания выслушивать чужой гвалт — фаланг ненавидит чаек. и людей. он не притрагивается ни к вину, ни к шампанскому. его птенца почему-то больше никто не охаживает — и это даже странно. фаланг лениво смаргивает и смотрит на часы. отсчитывает ли он минуты до того, как сможет покинуть толпу — и это не сочтут грубостью? разумеется. тратить время на мероприятия он способен только в таком режиме. раньше — потому что было много работы. теперь — потому что у него нет сил. фаланг крейн редко ошибается. сегодня ошибается — птенца охаживают, конечно. чайки — очень наглый народ. воруют все, что видят. фаланг попивает чай — и следит краем глаза. не за победителем своих первых игр — за всем, что происходит. это профессиональная деформация. в любом мероприятии фаланг видит удобный случай для массовой бойни, которую он сможет организовать.

фаланг устает от толпы на сегодня. на часах без одной минуты можно уходить. фаланг направляется не к двери. он нависает над бедной птичкой-сорокопутом мрачной тенью — привычно режет глазами. по раскрасневшимся щекам, по расширившимся зрачкам. потом — окружающих режет. разрезает толпу с привычной легкостью. даже в капитолии фаланга крейна большая часть населения то ли слегка побаивается, то ли боготворит. и это правильно. и все же — он смертельно устал. и, возможно, просто не хочет наблюдать за глупостями. шрайка кирка он берет за предплечье мертвецкой своей хваткой — как обычно. уводит за собой — как обычно. на часах две минуты задержки в толпе. фаланг крейн покидает здание. он утомлен и хочет перерезать всех вокруг. обычно — обычно он покупает для другого. сегодня — сегодня фаланг просто не хочет глупостей.

его сил хватает на то, чтобы усадить в машину. хватает на то, чтобы сесть рядом и засунуть руку во внутренний карман черного пальто. хватает на то, чтобы достать оттуда порстигар и закурить. на вкус капитолия у фаланга крейна слишком терпкие и крепкие сигареты. на вкус капитолия они фалангу крейну невероятно идут. фалангу крейну нет дела до вкуса капитолия. особенно сейчас. сейчас у него нет сил, кажется, вообще думать о чьем-то вкусе. он может только уложить руку на чужое бедро — и курить.

фаланг крейн смертелен — и сейчас он смертельно устал.