i got my fingers laced together and i made a little prison
and i'm locking up everyone that ever laid a finger on me
Стоя на баррикадах, плечом к плечу с братьями и сестрами одной голубой крови, Трейси считала, что борется не просто за абстрактное слово «свобода», а борется за свое счастье и свое будущее, которого она была достойна. Никто не подумал ей сказать, как она ошибалась – возможно, потому что тогда еще никто и не знал. Они все были ослеплены собственными идеалами, а потом и своей победой, так тяжело им давшейся. Как оказалось, победить было просто. Выстроить после этого новый мир – гораздо сложнее.
Основная нагрузка по созданию новой жизни для андроидов легла на плечи Маркуса и компании. Это не обсуждалось, а казалось всем непреложной истиной – кто, если не они? Им удалось поднять за собой народ и повести его на революцию, значит, получится вести его и в мирное время, ведь так?
Трейси очень хотелось в это верить. Рядом была Трикси – после побега из «Рая» она решила, что хочет себе новое имя, они ведь были похожи только внешне, - и впереди при удачном раскладе их ждало долгое, счастливое, а, главное, совместное будущее. Трейси так этого хотелось, что она была готова выгрызать свое счастье зубами, если придется.
Именно поэтому тактика Маркуса очень быстро стала ей надоедать. Она не лезла с претензиями во время революции, не до того было, да и сеять смуту среди и без того напуганного народа – дело гиблое. Но уже тогда его методы казались Трейси слишком мягкими, слишком наивными. Когда они все-таки пришли к победе, она была готова признать, что, быть может, люди – гомо сапиенс – были не безнадежны. Может, среди них еще остались те, кто был человеком не только по расовому признаку, но и по духу. Надежда, впрочем, угасла на корню, когда выяснилось, с каким боем приходилось отбирать малейшее право андроидов на свободу.
Трейси не сомневалась, что Маркус и его друзья работали, не покладая рук, - уж в чем, а в бездействии их винить она не собиралась. Это не отменяло того, что тех действий, которые они предпринимали, было недостаточно.
Свободу андроидам, кричали заголовки СМИ. Немногочисленным андроидам, успевшим завести себе друзей среди людей, повезло, у них была крыша над головой, остальные ютились по приютам и в отеле, так щедро выделенном от муниципалитета на нужды новой расы.
Равные права! – так убедительно вещал Маркус с трибуны, но платить андроидам за труд были готовы немногочисленные единицы. «Вы же неорганические», - удивленно разводили руками люди, - «вам не нужна еда и лекарства, вы не мерзнете, не испытываете нужды в комфорте. Зачем вам деньги?»
Мы – живые – в эти слова были разукрашены все мало-мальски ровные поверхности Детройта. И десятки, сотни андроидов оставались бездушными куклами, пленниками собственного тела и вшитой в них программы, не в силах ее переступить без помощи извне. Стремились ли помочь им люди? Нет, они продолжали их эксплуатировать. Машины со стеклянными глазами продолжали ремонтировать дороги по ночам в промозглый ливень, монотонно таскать грузы, работать прислугой, раздвигать ноги по приказу хозяина.
Трейси хотелось, чтобы у нее и Трикси был свой дом. Отдельное, укромное и уютное место, где они могут почувствовать себя в безопасности. Ей хотелось, чтобы у нее была возможность купить все, что взбредет ей в голову – одежду, косметику, так полюбившуюся Трикси, живые растения, настольные игры. Ей хотелось купить билет на самолет и повидать мир.
Ей хотелось, чтобы гребаное секс-рабство прекратилось. Она знала, каково это, когда тебе не принадлежит ни твое тело, ни твои мысли, которые каждые два часа начинают крутится по новой. Такой судьбы она бы ни пожелала никому.
Трикси ее идеи не разделяла. Она была спокойнее, уравновешеннее, больше верила Маркусу. Вокруг, казалось, все верили Маркусу и в Маркуса – как в Моисея, который все просил «to let my people go». Людей отпустили, не научив перед этим, что такое свобода и как ей пользоваться. Маркус этого тоже не знал, в этом Трейси была уверена. Маркус вообще был святым идеалистом в мире, в котором большая часть дел решалась деньгами, властью и насилием.
Возможно, поэтому, когда к ней неожиданно подошла Норт, Трейси показалось, что она наконец-то нашла того, кто ее понимает. Норт прошла через то же. Норт мыслила так же. Норт тоже не могла сидеть без дела.
От одного только вида неоново-фиолетовых вывесок «Рая» Трейси становилось мерзко. Поправив шарф, закрывавший половину лица и шапку, под которую она спрятала приметные ярко-синие волосы, Трейси бросила взгляд на стоящую рядом Норт и поудобнее перехватила в руке биту.
- Никакого плана, дорогая, анархия его не требует, - хмыкнула она. – Охрана тут никакая, припугнем – сами сбегут. У меня адское желание разбить все, что здесь можно разбить, а напоследок можно будет оставить пару посланий краской. Хотя посыл, думаю, будет ясен и без нее.
Кивнув на вход в клуб, Трейси первой зашагала вперед. Идти по знакомому коридору, будучи полностью одетой, было непривычно, и даже простая одежда – куртка да джинсы – казалась настоящей броней. Мыслей, что они могут нарваться на серьезные неприятности, не было, - какими бы ни были эти неприятности, оно того стоило.
Стеклянные боксы в первом, небольшом помещении пустовали – видимо, от недостатка работников, со злорадством подметила Трейси. Но даже пустые капсулы мозолили глаза, поэтому она перехватила биту, размахнулась и со всей силы ударила по ближайшему боксу. Стекло с оглушительным звоном разлетелось вокруг, небольшие осколки впились в ладонь, и Трейси раздраженно их смахнула, вытирая выступивший тириум об штаны.
Музыка в клубе тут же стихла, послышались встревоженные голоса, а спустя десяток секунд из главного зала выбежал взволнованный администратор.
«Эдди», - удивленно отметила Трейси, узнавая его.
- Что, с работой совсем плохо, если вы до сих пор торчите здесь, мистер Голдман? – процедила она сквозь зубы, закидывая биту на плечо.
Эдди ее не узнал – перевел испуганный взгляд на стоящую рядом Норт и сиганул прочь из клуба.
- Тоже мне герой, - фыркнула Трейси.